Лермонтов — воин

      Николай Лукьянович – бывший офицер военно-морского флота, а ныне профессор одного из столичных вузов, выпустил книгу под названием «Михаил Юрьевич Лермонтов. Тайны и загадки военной службы русского офицера и поэта».

      Автор предлагает особую оптику: взглянуть на судьбу поэта, как на жизнь русского офицера, носителя русской имперской идеи. Перед читателями предстаёт образ Лермонтова-воина – бесстрашного и смелого, настоящего патриота и офицера, для которого честь становится не только мерилом службы Отечеству, но и главным жизненным кредо, определившим творческую судьбу поэта.

      – Принадлежность Лермонтова к русскому офицерскому корпусу, оказала сильнейшее влияние на его мировоззрение, – пишет автор,  – его творчество в той или иной степени связано с этой средой и наивысшими своими достижениями он обязан именно ей.

      Автор книги считает, что лермонтоведы очень превратно интерпретировали военную службу поэта: Отчуждение образованного штатского общества от военной среды в России нарастало на протяжении всего XIX века, – указывает Лукьянович, – не удивительно, что военная служба рассматривалась многими его представителями как нечто тягостное и невыносимое для поэта, что, конечно, не соответствовало действительности.

      Он настаивает, что «все исследователи Лермонтова были людьми не военными», мол, кто никогда не был офицером, тому не понять души офицера. Значит ли это, что тот, кто никогда не писал стихов, вряд ли поймет Лермонтова-поэта?

      Подобный метод интерпретации творчества создает, на мой взгляд, некоторую тенденциозность. В своей книге Николай Лукьянович идеализирует Лермонтова. Отобранные автором факты в контексте военной службы поэта рисуют парадный портрет, которым читателю предлагают лишь восхищаться.

      Используя эту же «портретную» аналогию, стоит заметить, что автопортрет в бурке, созданный Лермонтовым по отражению в зеркале в 1837 году, показывает нам не столько блестящего офицера, сколько человека с шестью пальцами.

      Это порождает резонный вопрос: как, будучи первоклассным рисовальщиком, Лермонтов так небрежно изобразил себя (тем более на портрете, предназначенном для любимой женщины)? Ответ, по-моему, очевиден: Лермонтов – натура, сотканная из противоречий (как и любой из нас). При этом Лермонтов слишком неординарен, чтобы мерить его исключительно «военным аршином».

      Конечно, избрав военную службу, поэт должен был следовать «правилам игры» того времени. И эта игра, безусловно, накладывала отпечаток, давая богатую пищу для творческого осмысления самого себя, как офицера русской армии.

      Однако не стоит слишком переоценивать влияния офицерской среды Николаевской России.

      На поэта одинаково сильно воздействовали как понятие чести дворянина, так и принципы офицерской чести. А ещё меланхолия, постоянные странствования, светская жизнь, даже обычный сплин… И что среди перечисленного довлело сильнее на Лермонтова, сказать наверняка – сложно.

      Николай Лукьянович действительно задался хорошим (и правильным) вопросом, как офицерская жизнь повлияла на Лермонтова? И предлагаемые автором ответы – результат  хорошей проработки источников, с помощью которых Лукьянович разворачивает перед нами контекст эпохи, предлагая читателю нетривиальную картину Николаевской России.

     Вероятно, автор не был знаком с монографией исследователя из Нальчика Хаути Шогенова «1837: тайны странствования Лермонтова по Кавказу» (2019), в которой тот убедительно объясняет «странное» поведение ссыльного офицера, прибывшего к месту службы спустя семь (!) месяцев после царского приказа о переводе из гвардии в армию.

      Если Лермонтов был настолько истовым офицером (каким рисует его Лукьянович),  почему в 1837 году Лермонтов-офицер «всюду опаздывал» для участия в военных операциях, а в 1840 году в красной шелковой рубашке шёл первым в атаку? Ответы, который дает в своей книге Х. З. Шогенов, вовсе не умаляю достоинств Лермонтова-воина, наоборот, делаю его живым и очень понятным современному поколению.

      В своей книге Николай Лукьянович поднимает ещё одну важную проблему лермонтоведения – правомерность наименования «первой ссылкой на Кавказ» то, что оказалось переводом Лермонтова в 1837 году из гвардии в действующую армию в качестве наказания за стихи на смерть Пушкина.

      Автор считает, что, как таковой, ссылки не было – «был перевод офицера из одного полка в другой, что в любой армии любой страны и в любую эпоху является абсолютно нормальным явлением.

       Другое дело – мотивы такого перевода. Понятие «ссылки» ввели именно для того, чтобы внести Лермонтова в списки «противников самодержавия». Мне, как исследователю, разделяющему эту же точку зрения, хотелось бы видеть в книге больше доказательств в пользу этой концепции.

      Лукьянович ссылается на малоизвестный факт «что патент поручика лейб-гвардии Лермонтов получил на Кавказе, то есть формально он оставался гвардейским офицером и в период так называемой кавказской ссылки», но не приводит ссылку на источник. Автор ни разу не ссылается на «Летопись жизни и творчества Лермонтова».

      Для издания, обозначенного как монография, подобные вещи непростительны, как и бесконечные ссылки на Интернет-ресурсы и книги без обозначения страниц цитирования. В этом смысле, книге не повредила бы дополнительная проработка редактора и корректора. Среди досадных неточностей – обозначение карандашного рисунка Лермонтова «Тамань» как рисунка маслом.

      Все эти небрежности снижают научную ценность работы, на которую претендует автор. При этом Н. В. Лукьяновича сложно уличить в псевдонаучности. То, как аргументировано он критикует некоторых исследователей, включая В. Г. Бондаренко, и его неровную книгу о Лермонтове в малой серии ЖЗЛ «Мистический гений», характеризуют его как серьёзного и вдумчивого ученого.

      От того и хочется надеяться, что Николай Лукьянович не остановится на достигнутом и выпустит исправленное и дополненное издание своей замечательной книги.

С 8 марта!

        8 марта в России и многих других странах мира ежегодно отмечается Международный женский день (англ. International Women’s Day).

       Первым государством, отметившим национальный женский день, были США. 28 февраля 1909 года по инициативе Социалистической партии Америки он был проведен на территории всех штатов. Затем дата отмечалась в США в последнее воскресенье февраля до 1913 года.

    Развернуть

       Идея проведения международного дня женщин принадлежит активистке германского и международного рабочего движения Кларе Цеткин. 26-27 августа 1910 года она выступила на второй Международной конференции работающих женщин в Копенгагене (Дания) с предложением установить день международного протеста пролетариата против политического бесправия работниц, как способ агитации за идею равноправия женщин во всех областях социальной и государственной жизни, и проводить его ежегодно в один и тот же день в разных странах. Инициативу Цеткин поддержали более 100 женщин из 17 стран, участвующих в конференции. Но конкретная дата дня не была установлена.

       Впервые день солидарности женщин в борьбе за равные с мужчинами экономические и политические права был проведен 19 марта 1911 года: в Австро-Венгрии, Германии, Дании и Швейцарии состоялись митинги, в которых приняли участие свыше одного миллиона женщин и мужчин. В 1912 году праздник прошел в тех же странах, но уже 12 мая. В 1913 году страны этот день отмечали в разные дни марта. В том же году, 2 марта (17 февраля по старому стилю), женский день был проведен и в России — в Санкт-Петербурге. Как писал «Петербургский листок», «17 февраля состоялся впервые организованный по иностранным примерам женский день. Как и за границей, день был устроен, главным образом, представителями рабочих организаций. Никаких выступлений на улицах не было… в большом зале Калашниковской хлебной биржи… собралось более тысячи представительниц рабочих слоев столицы… Было оглашено заявление… о необходимости предоставления женщине политических и социальных прав».

      Традиция проведения праздника 8 марта (23 февраля по старому стилю) стала укрепляться повсеместно после того, как в 1914 году женщины Австро-Венгрии, Германии, Дании, Нидерландов, Швейцарии, России, США и других стран провели митинги именно в этот день. Принято считать, что дата была выбрана в память о крупных забастовках работниц текстильных фабрик в США, состоявшихся 8 марта в 1857 и 1908 годах.

       28 ноября 1978 года Организация Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО) на 20-й сессии Генеральной конференции резолюцией C/13.2 предложила отмечать 8 марта как Международный женский день. Каждый год ООН объявляет тему дня.

        В рамках празднования Международного женского дня отмечаются достижения женщин — вне зависимости от национальности, этнических, языковых, культурных, экономических и политических различий.

       В Советской России этот день отмечался в качестве официального праздника с 1919 года. В первые годы советской власти он носил название Международного дня работниц. С конца 1920-х годов стал именоваться Международным женским днем.

       Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 мая 1965 года эта дата была объявлена нерабочим днем. После распада Советского Союза праздник продолжает официально отмечаться в России и является нерабочим днем согласно Трудовому кодексу РФ от 30 декабря 2001 года.

       В настоящее время 8 марта — Международный женский день (либо под другими названиями: День женщины, День матери и так далее) — является нерабочим праздничным днем во всех странах бывшего СССР, за исключением Латвии, Литвы и Эстонии. Также этот день нерабочий в Монголии, Анголе, Гвинее-Бисау, Замбии, Камбодже, Кении, КНДР, Мадагаскаре, Уганде и Эритрее, Вьетнаме, на Кубе и некоторых других странах. В Лаосе 8 Марта – выходной день только для женщин. В Китае 8 марта для женщин действует укороченный рабочий день.