8 Сентября 1812 года родилась Наталья Николаевна Гончарова – жена и муза Александра Сергеевича Пушкина. Ей посвящен ряд его стихотворений. Необыкновенно выразительные глаза, очаровательная улыбка и притягивающая простота в обращении, помимо ее воли, покоряли ей всех. Не ее вина, что все в ней было так удивительно хорошо!.. Наталия Николаевна явилась в семье удивительным самородком!

      Надежда Еропкина

      Из воспоминаний А.П. Араповой, дочери Н.Н. Гончаровой во втором браке с Ланским.

      Нигде она (Наталья Николаевна Пушкина) так не отдыхала душою как на карамзинских вечерах, где всегда являлась желанной гостьей. Один только частый посетитель как будто чуждался ее. Это был Лермонтов. Слишком хорошо воспитанный, чтобы чем-нибудь выдать чувства, оскорбительные для женщины, он всегда избегал всякую беседу с ней.

      Наступил канун отъезда Лермонтова на Кавказ. Он приехал провести последний вечер к Карамзиным. Общество оказалось многолюднее обыкновенного, но поэт завладел освободившемуся около нее (Н.Н ) местом завел разговор, поразивший ее своей необычайностью. Он точно стремился заглянуть в тайник ее души и сам начал посвящать ее в мысли и чувства, так мучительно отравлявшие его жизнь.

      Мать поняла, что эта исповедь должна была служить в некотором роде объяснением. В эту минуту она уловила отзвук другого, мощного, отлетевшего духа. Живое участие пробудилось мгновенно, и, дав ему волю, простыми, прочувствованными словами она пыталась ободрить, утешить его, подбирая подходящие примеры из собственной тяжелой доли. И по мере того как слова непривычным потоком текли с ее уст, она могла следить, как они достигали цели, как ледяной покров, сковывавший доселе их отношения, таял с быстротою вешнего снега, как некрасивое, но выразительное лицо Лермонтова преображалось под влиянием внутреннего просветления.

      В заключение этой беседы, удивившей Карамзиных своей продолжительностью Лермонтов сказал:

      — Когда я только подумаю, как мы часто с вами здесь встречались!.. Я чуждался вас, малодушно поддаваясь враждебным влияниям. Я видел в вас только холодную, неприступную красавицу, готов был гордиться, что не подчиняюсь общему здешнему культу, и только накануне отъезда надо было мне разглядеть под этой оболочкой женщину, постигнуть ее обаяние искренности, которое признаешь, чтобы унести с собою вечный упрек в близорукости, бесплодное сожаление о ранее потраченных часах! Но когда я вернусь, я сумею заслужить прощение…

      Ему не суждено было вернуться в Петербург. Мать тогда мне пер их последнюю встречу и прибавила:

      — Случалось в жизни, что люди поддавались мне, но я знала, что это было из-за красоты. Этот раз была победа сердца, и вот чем была она мне дорога. Даже и теперь мне радостно, что он не дурное мнение обо мне унес с собою в могилу.