Николай Лукьянович – бывший офицер военно-морского флота, а ныне профессор одного из столичных вузов, выпустил книгу под названием «Михаил Юрьевич Лермонтов. Тайны и загадки военной службы русского офицера и поэта».
Автор предлагает особую оптику: взглянуть на судьбу поэта, как на жизнь русского офицера, носителя русской имперской идеи. Перед читателями предстаёт образ Лермонтова-воина – бесстрашного и смелого, настоящего патриота и офицера, для которого честь становится не только мерилом службы Отечеству, но и главным жизненным кредо, определившим творческую судьбу поэта.
– Принадлежность Лермонтова к русскому офицерскому корпусу, оказала сильнейшее влияние на его мировоззрение, – пишет автор, – его творчество в той или иной степени связано с этой средой и наивысшими своими достижениями он обязан именно ей.
Автор книги считает, что лермонтоведы очень превратно интерпретировали военную службу поэта: Отчуждение образованного штатского общества от военной среды в России нарастало на протяжении всего XIX века, – указывает Лукьянович, – не удивительно, что военная служба рассматривалась многими его представителями как нечто тягостное и невыносимое для поэта, что, конечно, не соответствовало действительности.
Он настаивает, что «все исследователи Лермонтова были людьми не военными», мол, кто никогда не был офицером, тому не понять души офицера. Значит ли это, что тот, кто никогда не писал стихов, вряд ли поймет Лермонтова-поэта?
Подобный метод интерпретации творчества создает, на мой взгляд, некоторую тенденциозность. В своей книге Николай Лукьянович идеализирует Лермонтова. Отобранные автором факты в контексте военной службы поэта рисуют парадный портрет, которым читателю предлагают лишь восхищаться.
Используя эту же «портретную» аналогию, стоит заметить, что автопортрет в бурке, созданный Лермонтовым по отражению в зеркале в 1837 году, показывает нам не столько блестящего офицера, сколько человека с шестью пальцами.
Это порождает резонный вопрос: как, будучи первоклассным рисовальщиком, Лермонтов так небрежно изобразил себя (тем более на портрете, предназначенном для любимой женщины)? Ответ, по-моему, очевиден: Лермонтов – натура, сотканная из противоречий (как и любой из нас). При этом Лермонтов слишком неординарен, чтобы мерить его исключительно «военным аршином».
Конечно, избрав военную службу, поэт должен был следовать «правилам игры» того времени. И эта игра, безусловно, накладывала отпечаток, давая богатую пищу для творческого осмысления самого себя, как офицера русской армии.
Однако не стоит слишком переоценивать влияния офицерской среды Николаевской России.
На поэта одинаково сильно воздействовали как понятие чести дворянина, так и принципы офицерской чести. А ещё меланхолия, постоянные странствования, светская жизнь, даже обычный сплин… И что среди перечисленного довлело сильнее на Лермонтова, сказать наверняка – сложно.
Николай Лукьянович действительно задался хорошим (и правильным) вопросом, как офицерская жизнь повлияла на Лермонтова? И предлагаемые автором ответы – результат хорошей проработки источников, с помощью которых Лукьянович разворачивает перед нами контекст эпохи, предлагая читателю нетривиальную картину Николаевской России.
Вероятно, автор не был знаком с монографией исследователя из Нальчика Хаути Шогенова «1837: тайны странствования Лермонтова по Кавказу» (2019), в которой тот убедительно объясняет «странное» поведение ссыльного офицера, прибывшего к месту службы спустя семь (!) месяцев после царского приказа о переводе из гвардии в армию.
Если Лермонтов был настолько истовым офицером (каким рисует его Лукьянович), почему в 1837 году Лермонтов-офицер «всюду опаздывал» для участия в военных операциях, а в 1840 году в красной шелковой рубашке шёл первым в атаку? Ответы, который дает в своей книге Х. З. Шогенов, вовсе не умаляю достоинств Лермонтова-воина, наоборот, делаю его живым и очень понятным современному поколению.
В своей книге Николай Лукьянович поднимает ещё одну важную проблему лермонтоведения – правомерность наименования «первой ссылкой на Кавказ» то, что оказалось переводом Лермонтова в 1837 году из гвардии в действующую армию в качестве наказания за стихи на смерть Пушкина.
Автор считает, что, как таковой, ссылки не было – «был перевод офицера из одного полка в другой, что в любой армии любой страны и в любую эпоху является абсолютно нормальным явлением.
Другое дело – мотивы такого перевода. Понятие «ссылки» ввели именно для того, чтобы внести Лермонтова в списки «противников самодержавия». Мне, как исследователю, разделяющему эту же точку зрения, хотелось бы видеть в книге больше доказательств в пользу этой концепции.
Лукьянович ссылается на малоизвестный факт «что патент поручика лейб-гвардии Лермонтов получил на Кавказе, то есть формально он оставался гвардейским офицером и в период так называемой кавказской ссылки», но не приводит ссылку на источник. Автор ни разу не ссылается на «Летопись жизни и творчества Лермонтова».
Для издания, обозначенного как монография, подобные вещи непростительны, как и бесконечные ссылки на Интернет-ресурсы и книги без обозначения страниц цитирования. В этом смысле, книге не повредила бы дополнительная проработка редактора и корректора. Среди досадных неточностей – обозначение карандашного рисунка Лермонтова «Тамань» как рисунка маслом.
Все эти небрежности снижают научную ценность работы, на которую претендует автор. При этом Н. В. Лукьяновича сложно уличить в псевдонаучности. То, как аргументировано он критикует некоторых исследователей, включая В. Г. Бондаренко, и его неровную книгу о Лермонтове в малой серии ЖЗЛ «Мистический гений», характеризуют его как серьёзного и вдумчивого ученого.
От того и хочется надеяться, что Николай Лукьянович не остановится на достигнутом и выпустит исправленное и дополненное издание своей замечательной книги.
